"Я дал себе зарок: не браться за проигрышные дела" – правила жизни Александра Добровинского
"Не любит политику. Очень любит жизнь", – пишет о себе в третьем лице адвокат Добровинский. Автобиография – как взгляд "со стороны" – его ноу-хау. "Известен в стране как главный специалист по трудным разводам. Коллегия [МКА "Александр Добровинский и партнеры"] в общей сложности осуществила более 1200 разводов, а поженила (брачный контракт) около 4500 пар. Остальное население страны пока остается в виде потенциальных клиентов", – самоирония в конце фразы приглушает под сурдинку ее пафосное начало, демонстрирует здравое отношение к достигнутому успеху. Его рецепт, со слов Добровинского, на удивление прост: не браться за проигрышные дела.
"Адвокат, коллекционер, писатель, радиоведущий, публицист, муж, отец, гольфист, актер кино, меценат и путешественник", – Добровинский попытался втиснуть свою жизнь в лаконичное резюме, уточнив, что он "москвич в третьем поколении, хотя прожил полжизни за границей" и получил юридическое [экстерном] и экономическое [бизнес-школа INSEAD во Франции] образование.
Добровинский известен по бракоразводным процессам предпринимателей Льва Черного, Алексея Мордашова, бывшего гражданского мужа Кристины Орбакайте Руслана Байсарова, экс-сенатора Владимира Слуцкого, а также представлял интересы главреда русской версии журнала Forbes Максима Кашулинского в деле по иску жены тогдашнего мэра Москвы Юрия Лужкова Елены Батуриной, Филиппа Киркорова и других публичных персон.
"Я выполняю свою работу, и мне абсолютно все равно, кого представлять. В бизнесе нет эмоций. Если я вижу, что смогу помочь, – берусь. Нет – так нет", – признается Добровинский. Не менее откровенны его публичные высказывания о выборе клиента и дела, умении адвоката лавировать в законах и о многом другом.
О профессии адвоката
Для того чтобы стать успешным адвокатом, нужно этого очень хотеть и знать, как этого достичь. Я думаю, что я хотел этого с детства. Профессия адвоката не очень прельщала меня в Советском Союзе, когда человек просто зачитывал выдержки из закона. Но на Западе это одна из самых престижных профессий.
Для меня адвокатура – это жизнь. Я не мыслю себя без того, чтобы не быть адвокатом. Это жизнь, бизнес, искусство, бытие.
В России в юридических институтах не преподают психологию. А между тем адвокату нужно быть и психологом, чтобы уметь убеждать, перетянуть присяжных на свою сторону. Для этого есть два инструмента: логика и эмоции. Логика должна присутствовать, иначе тебя оборвет судья. Эмоциями (и своими, и чужими) адвокат тоже должен управлять. Мне в этом плане повезло, потому что у меня первое вгиковское образование [четыре курса экономического факультета ВГИК].
В криминальном праве от адвоката зависит довольно мало: как бы ты ни строил свою защиту, как бы ни поворачивал доказательства, подсудимый либо совершал преступление, либо его не совершал. Ты – в любом случае – имеешь дело с уже свершившимся фактом. В корпоративном же праве ты создаешь этот факт сам. Допустим, составляешь контракт так, чтобы создался факт, нужный клиенту. И хотя это менее эффектно и никаких вам присяжных, зато более эффективно… Вы подумали о гонорарах? Нет, в данном случае я имел в виду количество людей, заинтересованных в твоей работе. Ведь один клиент у меня – это предприятие, иногда транснациональное.
О выборе клиента и дела
Когда я принимаю решение вступить в дело, самое первое, я должен увидеть, что я могу помочь человеку. Создав имидж адвоката, который ничего не проиграл, я не могу взяться за процесс, если ничего не могу сделать. Я должен увидеть свет в конце туннеля.
Мне нужен напротив меня человек, клиент, который меня понимает, с которым я могу найти общий язык. Который не считает, что он нанял адвоката, а он его пригласил.
Адвокат должен понимать проблемы клиента лучше, чем он сам. Должен разбираться в проблемах клиента лучше, чем он сам. И должен не бояться сказать ему такие вещи, о которых молчат окружающие его люди: близкие, знакомые, подчиненные.
Я никогда не возьмусь защищать убийцу, педофила и распространителя наркотиков. Вот три типа уголовных дел, которые я не беру. Я вообще не очень люблю уголовные дела, но приходится заниматься. Хотя мне в тюрьмах неуютно.
О рецептах успеха адвоката в суде
Вы, разумеется, интересуетесь, были ли у меня проигрыши. Конечно. Особенно в молодости, когда брался за все. Много есть случаев, когда предлагают большие деньги. А дело проигрышное. А деньги большие. И берешься. В начале [карьеры] это простительно, потому что важно, чтобы вообще появился клиент. Но как-то я дал себе зарок: не браться за проигрышные дела. Делать не столько деньги, сколько репутацию.
Попытаюсь вспомнить, какое дело я проиграл… Можно условно сказать, что проиграл, так как отказался от дела в середине процесса. И только потому, что моя клиентка утаила от меня важную информацию. Дама разводилась с мужем, у нее были дети. Вдруг неожиданно для меня во время процесса выяснилось: когда моя клиентка выходила замуж в России, она уже была замужем в другой стране. Я знал, что она жила в той стране, но не представлял, что она замужем и что такое в принципе возможно. И в середине процесса я отказался вести дело.
Тот случай стал для меня феноменальным уроком: нельзя браться за дело, не проверив все, даже те вещи, которые, казалось бы, исключены и не могут прийти в голову. А человек, который обманывает своего адвоката, фактически обманывает самого себя. Если бы я обладал всей информацией, то мы с той дамой пошли бы другим путем, что-то придумали.
Еще будучи в Нью-Йорке, я наблюдал, как работает один старик, мой коллега, профи высокой пробы. Он на все суды приходил с папочкой. И на любое движение противоположной стороны – подчеркиваю, на любое! – он из этой папочки вынимал домашнюю заготовку. Какое-нибудь очередное ходатайство. И аккуратно клал его перед судьей.
Я не устаю повторять своим подчиненным следующее. Во-первых, вы должны торговать лицом на светских раутах. Во-вторых, вас должны запомнить. Вензеля, часы, бабочка – не важно. В-третьих, не учите кодексы наизусть – лучше компьютера законы не знает никто. И наконец, не подстраивайте ситуацию под закон, как это делает девяносто девять процентов коллег. Надо подстраивать закон под ситуацию, как меня учил Соломон" (Соломон Шварцман, нью-йоркский адвокат одесского происхождения).
Талант юриста и адвоката – это найти возможность лавировать в законах.
Если мы хотим выиграть процесс, надо, чтобы нас услышал судья, надо, чтобы судья встал в своей ментальности на нашу позицию.
В Лондоне в магазине для судей и адвокатов я купил пресс-папье. На нем написано: "Good lawyer knows the law, great lawyer knows the judge". В России тоже говорят, что хорошие адвокаты есть двух видов: одни знают закон, вторые – судью. Я думаю, что в той или иной степени коррупция существует везде. Так или иначе, если ты учился с судьей на одном курсе, то ты каким-то образом можешь с ним случайно встретиться и поболтать. Хотя за руку никто не держал, со свечкой не стоял, но время от времени такие скандалы все равно всплывают.
Самое драгоценное качество – уметь видеть насквозь и под другим углом. Когда ко мне приходит клиент, я не лезу в книжку законов. Закон может выучить любой. Я должен выслушать клиента, сделать так, чтобы его проблема стала мне очевидна, после чего закрыть глаза и увидеть все с другой стороны. [Например] "Роснефть" объявила тендер и всем адвокатам прислали одинаковый пакет документов: каким образом "Роснефть" задолжала деньги. Коллеги мои стали описывать ситуацию, в которой бы ломалась эта задолженность. Я посмотрел на эту кучу бумаг – и тут же выбросил ее в мусорное ведро. Я решил, что не нужно бороться за то, чтобы было меньше долгов. Нужно доказать, что акции "Роснефти" неправильно оценили. И описал, каким образом я вижу это возвращение. Или – до того – была борьба Восточной нефтяной компании [с швейцарской фирмой Birkenholz S. A., которую представлял Добровинский], не желавшей выкупать акции, которые (по договору) для нее купил посредник. Надо было каким-то образом доказать суду, что ВНК хоть и не проплачивает эти акции, но правами покупателя пользуется. И еще до подачи иска я предложил своему клиенту отправить сии акции ВНК – как раз за три дня до собрания акционеров. ВНК этими акциями проголосовала, наживку скушала. Когда на суде мы доказали, что она использовала непроплаченные акции, все стало очевидно.
Я выполняю свою работу, и мне абсолютно все равно, кого представлять. В бизнесе нет эмоций. Если я вижу, что смогу помочь, – берусь. Нет – так нет.
Владеть информацией – это сила, поэтому со мной на постоянной основе работают около двадцати человек в России и приблизительно столько же на Западе – они молниеносно сообщают новости в сферах, которые меня могут интересовать.
В ту секунду, когда ты перешел порог зала суда, ты должен говорить только с одним человеком – это с судьей. Суд должен услышать логику твоих слов и принять твою сторону.
Судьи смотрят на меня с улыбкой, а это уже хорошо. Они знают, что если я появился в суде, то достану из кармана какие-то доказательства, которые они не ожидают.
Об имидже
Я считаю, имидж – это очень важно. К адвокату приходят исходя из его имиджа. Конечно, любой имидж не может нравиться всем 100 % населения. Но ты должен выбрать ту нишу, в которой ты хочешь вращаться, и, исходя из этого, создавать образ. Несомненно, кому-то понравится образ и человека в телогрейке и с топором. Но это немножко не мое. Я выбрал тот имидж, который мне нравится самому и стал его культивировать, а потом собралась плеяда людей, которые стали понимать, что именно этот адвокат им и нужен.
Как-то в Америке я пришел на работу в галстуке. Там покачали головой и велели носить бабочку. Я и начал носить. Это вошло в привычку. Сложился определенный стиль. Если бы мой гардероб фотографировали на протяжении 30 лет, можно было бы увидеть, что он не меняется. Не потому, что я ношу одни и те же костюмы. Когда изнашивается один костюм, появляется практически идентичный. И как-то все у меня подобрано под определенный стиль: рубашки, бабочки, туфли. Я даже не знаю, что идет впереди: мои привычки или я сам.
Видите ли, я законченный гедонист. И коль скоро провожу на работе большую часть жизни, то хочу, чтобы мне здесь было хорошо. Я вообще все делаю ради удовольствия.
О богатстве и деньгах
Как-то я попросил у деда три рубля на какие-то детские нужды. "Зачем тебе?" – спросил дед. Моя реакция была совершенно детской: "Тебе что, жалко?" Так вот дед сказал: "Мне для тебя ничего не жалко, я тебя обожаю. Но ты должен узнать одну вещь – мне уже много лет. И я ни разу за все свои годы не нашел ни одного рубля на улице". Я запомнил это на всю жизнь: легких денег не бывает. И если ты настроен на легкие деньги, ничего у тебя в жизни не будет.
Большинству людей мешает стать талантливыми то, что они занимаются своей работой из-за денег, а не из-за удовольствия. Это неправильно. Но в ту секунду, когда ты перестаешь думать о деньгах и начинаешь делать то, что нравится, деньги приходят сами. Меня, как таковые, деньги никогда не интересовали.
Богатство – не что другое, как признак успеха. Потому что нет другого мерила в нашем мире, нежели деньги. Хорошо или плохо, но это так.
Мы все считаем, что мы зарабатываем деньги, когда что-то продаем. Это ошибка. Мы зарабатываем деньги, когда покупаем Иными словами, вся прибыль, весь инвестиционный заработок делается только на покупке.
О приметах
И конечно, у меня есть приметы побед. Если, идя на суд, я что-то забыл и возвращаюсь, это хорошо, как ни странно. Только нельзя специально забывать. Что еще… А, в зал суда я вхожу с правой ноги. Нарочно семеню на пороге. И галстук – не бабочку! – я надеваю один и тот же, на все суды, уже очень много лет. Старый порвался, купил другой, но того же дизайна – там маленький такой белый медведь.
О правосудии и правосознании
Всякое правосудие достойно того общества, в котором оно родилось. Мне нравится в американском законодательстве то, что оно устоялось за 250 лет, то, что оно понятно, и правила игры всегда одинаковы. У нас правила игры могут отличаться, завтра может быть уже не так, как сегодня.
Сейчас мы видим юридически девственное общество. Если бы мы находили минуту, чтобы посвятить себя действующему закону, и узнали бы, что делать можно, а что нельзя, это было бы гениально.
Некоторые умнейшие люди страдают феерической глупостью в плане права. Мне недавно позвонил один музыкант, поэт. Сказал, что поют его песню, но поют плохо и он хочет получить за это деньги. Я ему ответил: "А если петь будут хорошо, тогда ты будешь доплачивать?" Смешно и грустно…
О коллекционировании
Еще в детстве я решил, что не буду собирать то, что собирают все. Когда мне было года четыре, я начал собирать марки. Тогда их приходилось доставать. Но в пять лет я попал в магазин марок на бульваре Капуцинов. И там было ВСЕ! И я понял, что не буду собирать марки. Мне никогда не было интересно то, что как у всех.
Без коллекционирования я просто не способен жить. У меня вся семья ненормальная в отношении коллекционирования: бабушки, дедушки, мама, папа, родственники… Мое детство прошло в окружении различных интересных штучек. Так что собирательство определенных вещей для меня генетическое сумасшествие.
У нас в семье все были коллекционерами. Не было в семье человека, который бы что-то не собирал с большим или меньшим фанатизмом. Тетя-вирусолог собирала книги по профессии, у нее были фолианты, начиная с XV века, про какие-то болезни. Кто-то собирал холодное оружие, кто-то живопись, кто-то плакаты, я сам хозяин нескольких коллекций…
О семье
У нас была большая семья, несмотря на то что со стороны отца многие погибли во время войны. Когда все собирались на праздники, за столом сидело шестьдесят-восемьдесят веселых симпатичных людей. Меня все обожали, а сам я был как две капли воды похож на своего отца. Он был замминистра тяжелой индустрии, отвечал за эвакуацию заводов во время войны. К сожалению, отец погиб, когда мама была на втором месяце беременности…
Моя мама – переводчица. Тетя – выдающийся вирусолог. Бабушка – из богатейшей одесской семьи: ее прадед был крупнейшим торговцем бриллиантами в дореволюционной России. Часть семьи эмигрировала много лет назад во Францию, часть осела в Германии.
Советский режим в нашей семье никто не любил. Даже отец со всеми его орденами и должностями. Советские газеты у нас в семье читали с точностью до наоборот. И мне это передалось. А вечные посиделки с антисоветскими анекдотами, в атмосфере которых я вырос! У нас дома всегда было полно самиздата. Никто даже в самые страшные годы под угрозой тюрьмы у нас не мог бы выбросить из дома ни Мандельштама, ни Ахматову.
История от Добровинского
Клиент американской конторы, в которой я работал, держатель крупного пакета акций, пришел к нам с проблемой: конкурирующая фирма объявила, что скупает акции эти дороже, чем их рыночная стоимость. И он хотел, чтобы мы эту фирму уличили во всех мыслимых грехах. Над этим работала целая группа, пять человек, и у меня был участок юридического мониторинга: я просматривал все дела за десять лет и искал там бяки. Дело мы выиграли. Первый гонорар был 150 тысяч на человека. (Ах!..) Но буквально на следующий же день, как нам его выплатили, меня с еще одним новичком вызвал один из старших партнеров и сказал: "Так, господа, где вы там живете? Бруклин? Чтобы я этого больше не слышал! Переезжаете на Еast-Side, в район 70-х, ездите на ВМW, носите рубашку только белую или голубую, галстук только желтый или – что лучше – бабочку с желтой искринкой.
Нам выдали список рекомендованных для посещения ресторанов и один обязательный, куда хотя бы раз в неделю надо было ходить предъявлять лицо, – "Одна пятая" (это был дом номер 1 по 5-й авеню). К списку ресторанов был приложен список магазинов, в которых нужно было одеваться. Конечно, только у европейцев. И прорвался Ральф Лорен со своими поло (это было страшное снобство, одеться во все европейское и поло от Ральфа Лорена). Ручка должна была быть "Монблан", а портфель ты имел право выбрать себе сам. Но никогда, ни при каких обстоятельствах ты не имел права надеть крокодиловые туфли и положить свой гонорар в крокодиловый бумажник, поскольку крокодиловая (а также змеиная) кожа – это фи! Как вы понимаете, все мои 150 тысяч ушли на то, чтобы придать себе портретное сходство с преуспевающим молодым адвокатом. Но взамен пришло понимание, что есть моя профессия и что есть такая американская пословица: "The sky is limit" – "небо – предел". (Про хороших корпоративных адвокатов, кстати, так и говорят, что у них предел – небо.)
Другие новости
Семейная жизнь не всегда протекает гладко, и постоянные ссоры могут закончиться разводом между супругами.
Публичный тендер может быть предоставлен только в установленных законом режимах, отличающихся друг от друга открытостью, конкурентоспособностью и ч
Многие компании, желая сэкономить, предпочитают нанять мигранта, но иногда найм иностранного работника превращается в нескончаемую головную боль.
Бывают ситуации, когда документы составлены на неродном языке, а понять их смысл и подписать или, напротив, отказаться, нужно в короткие сроки. Пр
Бывает так, что по ряду непредвиденных причин выполнить финансовые обязательства перед кредиторами не представляется возможным.
Эффективное урегулирование налоговых споров может обеспечить только опытный налоговый адвокат, который сможет
В связи постановлением №902 принятым в 2013 году Правительством Москвы правила размещения и содержания вывесок, средств наружной рекламы